на предыдущую страницу

23

- Аааааааааааааааааааааааааа!!!
 
 Он остановился только на Кропоткинском бульваре, и то только потому, что милиционер шел за ним уже полквартала.
 Он не мог кричать. Кричать было нельзя. Поэтому он просто бежал. Бежал изо всех сил, чтобы сердечной дробью выкричать, выдохнуть свое счастье.
 Студент!
 Медик!
 Победа!
 
- Аааааааааааааааааааааааааа!!!
 
 Перейдя на шаг, он стал напевать, сам не понимая, что.
 
 А вокруг хохотала Москва. Отныне и навеки – Его Москва!
 
 Город, который впустил его в свои холодные, скованные асфальтовым льдом, моря. Город, который умеет пройти мимо, не обращая на тебя внимания, но может и подмигнуть шалым девичьим глазом. Город, у которого столько лиц, что он сам себя никогда не узнает в зеркале...
 
 Генка быстрым шагом пролетел по Кропоткинскому бульвару и выскочил на Арбат. Едва на попав под 39-й троллейбус, он сбавил шаг и помчался по узкому тротуару к дому с яркой вывеской “Самоцветы”. Там жила Анюта со своей теткой. Куда же, как не в этот дом, было нести на руках свое счастье?!
 
 Генка взлетел на пятый этаж, обогнав медленно ползущий лифт.
 Он позвонил не два и не три раза. Он просто облокотился пальцем на звонок и стоял так, крича вместе с ним. Пока не открылась дверь.
 Когда Анина тетка открыла замок и высунула наружу длинный театральный нос, он готов был расцеловать его прямо здесь, не дожидаясь, пока тетка подставит щеку. Впрочем, она ее никогда и не подставляла. Это была строгая, “вся в себе”, тетка.
 
- Здравствуйте. Анюта дома?
- Нет ее.
- Как “нет”? – Генка не подумал о таком варианте... - А где она?
- Не знаю... Да ты проходи, попьешь чаю...
- Как – не знаете... - Гена был поражен. В его сегодняшнем ликующем мире вдруг образовалась трещина, из которой повеяло холодом. Потом сам собой нашлось спасительное объяснение. – Она – на экзамене?
- Нет, - сказала тетка. И строго, как бы отсекая лишние вопросы, добавила. – Срезалась она вчера. Не прошла по конкурсу.
- Как?.. – Генка чуть не сел не пол. Он не мог представить себе, чтобы великая Анюта, его Анюта, срезалась на каком-то там экзамене... Ему вдруг представился Страшила, только он был уже не Страшила, а Анюта. Но так же грыз ногти и смотрел на потолок, надеясь найти там ответ...
- Да ты проходи, Гена. У меня как раз чайник закипел.
 
 Генка, как во сне, зашел в прихожую и прошел за теткой на кухню. Там свистел чайник. Тетка начала колдовать над чашками, а Гена тупо наблюдал за ее спокойными движениями.
 
- А куда она пошла?
- Не знаю. Она мне не отчитывается.
- И давно?
- Со вчерашнего вечера нет... Да ты не волнуйся. Она уже звонила, и утром, и днем. Куда-то уехала с компанией. На дачу, что ли...
- То есть как... То есть как “не волнуйся”!? – крикнул Генка.
 
 Все его неистовство, которое уже час искало выхода, сменило окраску и бурей поднялось в душе. С вышки счастья он головой вниз свалился в сухой бассейн ревности и горя.
 
- Да так, - спокойно отрезала тетка. – Не волнуйся, и все тут. Ничего с ней не случится.
- Как вы могли ее отпустить?! На всю ночь, в незнакомом городе!
- Этот город сам решает, кого ему забирать... - тихо сказала тетка. Она ставила на стол чашки, сахарницу и печенье. Но Генку эта идиллия разозлила еще больше.
- Послушайте, Татьяна Николаевна!.. – начал он, закипая на манер чайника.
- Нет, это ты меня послушай, - грозно сказала тетка. – Ты ей не сват и не брат! И не муж, между прочим! Сам должен понимать, что тебе с твоим счастьем ей лучше сейчас на глаза не показываться. Пусть сначала успокоится. Потом и встречайтесь.
- Вы... Я... Мы должны ее найти!
- Ищи, - горько усмехнулась тетка и подошла к окну. С пятого этажа, сквозь “небоскребы” на Калининском, видно было пол-Москвы. – Ищи! Я свое уже отыскала в этом проклятом Городе...
 
 Она тяжело села на стул и положила себе кусочек сахара. Ее ложка, как маятник, качнулась в чашке.
 Генка смотрел на тетку и ненавидел ее. И ненавидел Анюту. И поезд, который привез их обоих в Москву. Ему становилось все хуже и хуже...
 
- Гена!
- Что?
- Я давно хотела с тобой поговорить...
- Ага. Сейчас самое время!
- Не груби, пожалуйста. Лучше скажи мне. Ты очень любишь Аню?
- Это мое дело.
- Допустим. А хорошо ли ты знаешь ее?
- Достаточно. Уже одиннадцать лет.
- Да, - согласилась тетка, - это – немало. И все таки, как ты ее любишь?
- Я... - в растерянности Генка хлебнул чаю, но это не помогло. – Кто вам сказал, что я ее люблю?
- А разве об этом нужно говорить? – в глазах у тетки пробежала искра, и Генка понял, что она улыбается. Вдруг за морщинистым теткиным лицом он разглядел маленькую девочку, которая так же, как и он, однажды приехала из Энска в Москву. За своим счастьем. И Генка понял, что эта девочка знает больше, чем он. И об Анюте. И о Москве. И о нем самом.
- Пойду я, - хмуро сказал он.
- Как знаешь, - сказала тетка, - а за Аню не волнуйся. Ей сейчас плохо, но, если понадобится твоя помощь, она сама к тебе придет. Главное – чтобы ты оказался на месте, когда это случится.
- Куда я денусь?.. - горько сказал Генка. Весь этот день, такой счастливый, Главный День, был брошен коту под хвост.
- Вот и хорошо, - сказала тетка.
- Вы ей не говорите, что я приходил. И что поступил, тоже не говорите. Сам скажу.
- Умнеешь на глазах. Хорошо, Геночка. Так и сделаю. Счастливо тебе.
- До свидания...
 
 Генка не помнил, как добрался домой.
 
- Ты чего. Неужели срезался? – в вопросе Вовчика было искренне участие, и Генку это согрело. Сам Вовчик уже неделю как прошел последний экзамен и теперь у ежедневных пьянок появился повод.
- Нет. Поступил.
- Ну, ты даешь! А чего такой мрачный?
- Живот болит...
- Ха! Чуваки!!! – заорал Вовчик в комнату, - Генка поступил! Урраааа!
 
 Дружный вопль из гостиной показал, что гости совершенно не огорчены новостью. Напротив. Все уже давно привязались к странному молчаливому парню и даже полюбили его за рахметовский характер. Он был примером, которому лень подражать, но которым можно гордиться перед друзьями.
 
 Все высыпали в прихожую и кинулись к Генке обниматься. Тут же появился дежурный стакан. Генка выпил его залпом и попросил добавки. Потом, из чистого гусарства, выпил из горлышка целую бутылку портвейна. И не пошел, как обычно, за свои учебники, а плюхнулся на диван между каким-то пижоном и его нарядной подружкой.
 
 Потом зазвучала странная музыка, к которой он уже успел привыкнуть и даже полюбил.
 Потом стены пустились в пляс, и он почти ничего не соображал.
 
 А еще потом с ним рядом оказалась Надька. И больше вокруг не было никого. Наверное, они попали в знаменитую родительскую спальню, куда вход был запрещен. За исключением особых случаев.
 
 Но сегодня был особый случай. И Генка, почти не соображая, что делает, впился в Надькины губы.
 
- Дурачок... - прошептала она, - Не торопись... У нас вся ночь впереди...
 
 И новоиспеченный студент 2-го Московского Медицинского института имени Н. И. Пирогова перестал торопиться. Впереди была целая жизнь, не то, что ночь... Ночь, впрочем, тоже...