на предыдущую страницу

28

 ...У известного всей Ялте кларнетиста дяди Семы существовала традиция, которая была моложе своего хозяина на двадцать лет. То есть сейчас ей было под шестьдесят. Поскольку традиция, все-таки – не дама, мы можем назвать вам ее возраст без риска обидеть кого-бы то ни было.
 
 Заключалась традиция в следующем.
 Дядя Сема никогда не спешил начать играть на своем инструменте.
 Где бы ему не приходилось играть, он вел себя так, будто выходит на сцену просто для того, чтобы посмотреть на зал. А кларнет оказался в руках совершенно случайно.
 Дядя Сема держал паузу так, будто это была жеманная мамзель, которая так и норовит выдернуть свою руку из его сухой лапки. Цепко держал.
 
 А во время паузы он оглядывал зал и все остальное человечество. Как человек пожилой и видавший виды, он редко оставался доволен осмотром. Поглядев на людей, дядя Сема понимал, что без его фокстрота мир может загнуться раньше, чем остынет мангал.
 Тогда дядя Сема поднимал свой кларнет и озвучивал окрестное безобразие легким, как румянец, фокстротом.
 Так продолжалось уже много лет.
 
 Заслышав Семин фокстрот из очередного ресторанчика или шашлычной, Ялта благоговейно притихала. Измученные отдыхом курортники смотрели друг на друга и улыбались. Дерущиеся начинали обниматься. А девочки начинали давать просто так, потому что жизнь коротка и может запросто закончиться вместе с волшебной музыкой.
 
 Сегодня, впервые за последние ...надцать лет, дядя Сема простоял в тишине дольше обычного.
 
 Вокруг творилось невообразимое.
 
 Сумасшедшая Ялта была не похожа сама на себя.
 Вокруг носились люди. Никто не присел за столик, за исключением одного пьяного толстяка с ряхой товароведа, который сказал “Пропади оно все пропадом!” и заказал четыре порции шашлыка и ящик вина. Ни то, ни другое ему почему то не дали. И дядя Сема поглядел вокруг со смутным узнаванием.
 
 Неужели снова деньги, подумал он.
 И, как всегда, оказался прав.
 
 Ностальгия, которой решительно не было места в этом бардаке, размотала нить воспоминаний. И под аккомпанемент чужой паники дядя Сема вспомнил время оно, когда его фокстрот был еще совсем новым и даже немного скандальным танцем. Тогда тоже меняли деньги. И паники было никак не меньше. Вот только запомнилась не паника, а... как ее...
 
 Людочка?.. Любочка?..
 
 Катаракта воспоминаний погрузила в туман реальность, но дядя Сема успел разглядеть мальчика, который подсел к обиженному толстяку. О чем они говорили, музыкант не слышал, но по внушительным пачкам денег в руках собеседников понял, что происходит.
 Ничего нового для дяди Семы в этой ситуации не было. А вот мальчишка, похоже, оказался в ней впервые. Он заметно нервничал и все время оглядывался по сторонам.
 
 Это пройдет, подумал дядя Сема. И снова угадал.
 
 За окнами носилась толпа. Выстраивались и таяли непонятные очереди. Люди сбивались в кучки и горячо обсуждали новости.
 Дядя Сема почувствовал, как много работы будет у мальчика, за которым он наблюдает. Если только ему хватит денег.
 Потом пауза истекла.
 
 Мальчик встал и ушел, поглядев на толпу снаружи, как на тарелку с едой.
 Толстяк, повеселев, заказал шашлык и помахал в воздухе тонкой пачкой новых денег.
 
 А дядя Сема поднял кларнет, и вся Ялта услышала первый такт фокстрота. Который уже давно перестал быть скандалом, но еще не разучился обращать в танец бессмысленное шарканье ног и копыт...